Доктор философии Дженифер Харман является доцентом кафедры психологии в Университете штата Колорадо
(США). Она получила докторскую степень
по социальной психологии в Университете штата Коннектикут в 2005 году и
специализируется на изучении семейных отношений. Она также имеет две степени
магистра в Педагогическом колледже Колумбийского университета по
психологическому консультированию и несколько лет работала консультантом по
вопросам семьи и токсикомании. Доктор Харман – известный ученый, она опубликовала
много рецензируемых статей и глав книг,
регулярно представляет свои
исследования на научных конференциях по всему миру. В течение последнего десятилетия основное внимание ее исследований уделялось
изучению отчуждения родителей.
Доктор философии Эдвард Крук является доцентом социальной работы в Университете
Британской Колумбии (Канада) и специализируется на детской и семейной политике.
Будучи семейным социальным работником в Канаде и Великобритании, он работал в области социального обеспечения, защиты
детей, занимался школьной социальной
работой, социальной работой в больницах и
семейными консультациями. В настоящее время он преподает и практикует в области
медиации и наркомании. Он автор многих книг, в том числе «Равные родительские
права: социальная справедливость после развода». Он является президентом Международного совета по вопросам
совместного воспитания.
Доктор философии Дениз Хайнс занимается исследованиями насилия в семье и
сексуального насилия с акцентом на профилактику, вмешательство и
государственную политику. Она является доцентом кафедры психологии в
Университете Кларка (США).
ДЖЕНИФЕР
ХАРМАН И ДР. РОДИТЕЛЬСКОЕ
ОТЧУЖДЕНИЕ: НЕПРИЗНАННАЯ ФОРМА НАСИЛИЯ В СЕМЬЕ (Часть 4)
Jennifer J. Harman университет штата Колорадо
Edward Kruk университет
Британской Колумбии
Denise A. Hines университет
Кларка
Источник:
Psychological Bulletin, APA 2018, Vol. 144, No. 12, 1275-1299 http://dx.doi.org/10.1037/bul0000175
Этот документ защищен авторским
правом
Автор: Американская Психологическия Ассоциация (АРА) или один из ее членов.
Эта статья предназначена
исключительно для личного использования и не предназначена для коммерческого распространения
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ:
ОР – отчуждающий родитель, родитель, который выполянет действия,
приводящие к отчуждению ребенка (детей) от второго родителя (целевого)
ЦР – целевой родитель, родитель который теряет детско-родительские
отношения с ребенком (детьми) в результате действий отчуждающего родителя.
Иные формы насилия, используемые отчуждающим родителем
Помимо
психологической агрессии, ОР будет также использовать другие формы агрессии,
чтобы повредить ЦP в его отношениях с
ребенком. Физическое насилие определяется как умышленное применение физической
силы, способное привести к смерти, ранению, увечью или инвалидности (например,
удушение, пощечина, применение оружия). Этот аспект также включает принуждение
других лиц к совершению насильственного акта от имени исполнителя. Целевые
родители сообщили, что часто испытывают физическое насилие со стороны ОP перед расторжением
брака (Godbout & Parent, 2012) и сообщают о физическом нападении со стороны
ОР и/или новых романтических партнеров/супругов ОP или других членов их семьи
во время передачи детей, иногда даже в присутствии своих детей (Baker &
Darnall, 2006; Harman & Biringen, 2016).
Сексуальное
насилие включает в себя половые акты, которые совершаются (или на которые покушаются)
одним лицом без согласия другого, такие как изнасилование и сексуальное
домогательство. Как и в случае с физическим насилием, ЦР сообщали, что они являлись
жертвами сексуального насилия, такого как изнасилование, до разрыва своих отношений (Godbout & Parent,2012).
Сталкинговое
поведение - это паттерны повторяющегося и нежелательного внимания и контакта,
которые вызывают беспокойство за свою безопасность и безопасность других
(например, близкого друга). Такое поведение может включать повторные и
нежелательные телефонные звонки, наблюдение или слежку за жертвой на
расстоянии, а также оставление подарков, когда жертва не хочет их получать. Это
поведение должно происходить несколько раз с одним и тем же человеком в
нескольких формах, и жертва должна чувствовать страх или опасность относительно
своей физической безопасности (Breiding и
др., 2015). Сталкинговое поведение,
совершенное ОP, часто приписывавется ЦP
и документируется в юридических случаях (Lorandos, 2013). В качественном исследовании
интервью 51% опрошенных ЦР сообщили о преследовании ОP после того, как их
отношения закончились, в некоторых случаях (20%) уже почти через десять лет
(Ratajack & Harman, 2018).
Как
правило, сталкинг влечет за собой использование социальных сетей для получения
информации о ЦР для использования против них (например, в суде, в полиции).
Отчуждающие
родители также убеждают домашних работников (например, нянь) шпионить за ЦР; друзей, семью и других знакомых
лиц следить за ЦР из своих автомобилей; чтобы шпионить за ними; и даже
специально нанимают людей, чтобы взломать их домашнюю компьютерную сеть (Ratajack
& Harman, 2018). Большинство исследований по сталкингу было проведено с лицами,
которые недавно закончили отношения или у
которых близкие отношения не начинались (например, преследование кого-то, чтобы
попытаться установить отношения; Cupach & Spitzberg, 2014). Гораздо больше
исследований необходимо провести, чтобы понять типы и мотивы сталкинга ЦР в случаях
родительского отчуждения.
Целевые
родители также сообщают, что испытывают правовую и административную агрессию со
стороны ОP. В то время как другие формы IPV нацелены на человека и группы его родственников,
друзей и сотрудников, чтобы разрушить репутацию
человека, эта форма агрессии использует людей, находящихся у власти, чтобы добиться
более разрушительных последствий для цели (например, ввести ограничения на
посещение, тюремное заключение; Hines et al.,
2015; Kruk,
2011).
Что
касается отчуждающих родителей, то внешние силы, такие как суд по семейным
делам, могут быть использованы для блокирования или вмешательства в отношения ЦР
с ребенком (например, Balmer и др., 2017). Негативный
судебный опыт упоминается в качестве одной из наиболее серьезных проблем для
целевых родителей, особенно из-за гендерных предубеждений судебных специалистов,
которые предпочитают матерей отцам в некоторых странах мира (Ayoub и др., 1999; Kruk,
2011;Lehr & MacMillan, 2001).
Одной
из основных причин, по которым мужчины-жертвы тяжелых форм IPV отказываются от разрыва отношений со своими агрессивными супругами, является страх, что они больше не
увидят своих детей (Hines & Douglas, 2010). Кроме того, многие женщины сообщают,
что они также продолжают находиться в отношениях с агрессором из страха потерять своих детей (Hardesty &
Ganong, 2006). Хотя отчужденные отцы и
матери используют правовую и административную агрессию, эта форма агрессии чаще и легче используется женщинами против мужчин,
поскольку люди с большей вероятностью верят женским утверждениям о жестоком
обращении (Hines и др., 2015; Tilbrook, Allan, & Dear, 2010).
Кроме того, существуют гендерные
предубеждения при вынесении судом временных запретительных судебных приказов в
пользу женщин, а не мужчин, которые сообщают о том, что они являются жертвами
IPV (Muller, Desmarais, & Hamel, 2009).
Целевые
родители сообщили, что ОP часто (от нескольких до десятков раз) вызывали
полицию в свой дом, когда их дети были там, чтобы связать поведение ЦP с "
опасностью” (López и др.,2014; Harman & Biringen,
2018). Обвинения в сексульном
насилии над детьми документируются
(например, Vassiliou, 2005 год) и были описаны как самое мощное оружие (Lowenstein,
2012 год) или "серебряная пуля" в спорах об опеке над детьми, потому
что после предъявления иска вероятность того, что ЦР получит опеку или будет
серьезно воспринят судами как жертва отчуждающего родительского поведения, почти исключена.
Действительно, мужчины-жертвы IPV сообщили, что их партнеры манипулировали
“системой”, подавая ложные запретительные приказы и манипулируя судебной
системой для получения единоличной опеки над своими детьми (Hines, Brown, & Dunning, 2007).
Когда
суд обязывает родителей использовать медиацию для урегулирования споров прежде использования
судебных ресурсов, ЦР сообщают, что ОР не вступают в такие переговоры; они предпочитают
участвовать в состязательной борьбе с
использованием правовой системы, потому
что это дороже (и, следовательно, может использоваться в карательных целях), и
они хотят “выиграть.” Когда юридическая медиация была использована в этих обстоятельствах, ЦР сообщают, что ОР используют этот процесс манипулятивным образом, чтобы
“заставить " соглашпться на их
условия, используя угрозы, что при обращении в суд результаты
для ЦР будут еще хуже. Отчуждающие
родители нарушают судебные приказы в отношении времени
воспитания или принятия решений, и даже обвиняют ЦР в агрессии, когда они
обращаются в суд за помощью в исполнении судебных решений (например, для соблюдения решений о времени воспитания; Harman & Biringen, 2018; Kruk, 2011).
Представители социальных органов, такие как
социальные работники, специалисты в области психического здоровья, опекуны ad
litems, учителя, медицинские работники и сотрудники полиции, могут быть
"ослеплены" (или обмануты) рассказами ОP и участвовать в правовой и
административной агрессии против ЦP (Rand, 1997). Представители социальных
органов часто имеют негативные
предубеждения о ЦР (например, гендерные или расовые предрассудки), недостаточную
квалификацию в определении родительского
отчуждения и/или развития человека (например, убеждение, что дети никогда не
врут), и часто ограничивают или
препятствуют контакту или связи между ЦР
и ребенком (Harman & Biringen,2016, 2018). ЦP может быть даже лишен
родительских прав из-за серьезных несправедливостей суда в отношении рассмотрения их дел (например, ложные претензии по IPV к ЦР).
Акт изъятия ребенка у родителя (или изъятия родителя у ребенка) или принятия
единоличного решения об опеке ОР без достаточных доказательств неспособности
другого родителя быть родителем также является формой IPV.
Степень выраженности родительского отчуждающего поведения
Степень
выраженности родительского отчуждающего поведения трудно поддается количественной
оценке, поскольку исследованиям еще предстоит четко определить, какие
конкретные формы поведения и другие факторы приводят к мягким, умеренным и тяжелым формам
родительского отчуждения—существует только предварительное эмпирическое
исследование, устанавливающее эту прямую связь на основе теории (Baker &
Eichler, 2016). Например, мы еще не знаем, являются ли некоторые конкретные
виды поведения более разрушительными, чем другие, и какие виды поведения или
группы видов поведения вызывают очень сильное отчуждение. Ругань в отношении ЦР
не является здоровой для ребенка, но
являются ли конкретные характеристики поведения ОР более вредными, чем другие?
Сочетается
ли ругань с другими формами отчуждающего
поведения (например, вмешательство в родительское время), и в какой степени?
Серьезность может также определяться длительностью времени и частотой, с которой
используется такое поведение, независимо от того, насколько оно “плохое”.
Например, если ОP только ругает ЦР в бесцеремонных комментариях, которые не
являются откровенно унизительными, приводит ли это поведение в конечном итоге к
мягкому, умеренному или серьезному отчуждению, если это делается регулярно в течение
5 или 10 лет? Есть некоторые данные, что такие факторы, как возраст ребенка (Fidler
& Bala, 2010; Kelly & Johnston, 2001) связаны с тяжестью исхода, причем
у детей старшего возраста (подростков)
чаще проявляются тяжелые симптомы родительского отчуждения (например,
полное неприятие ЦР).
Являются
ли тяжелые исходы вызванными воздействием очень тяжелых форм поведения, последствием
таких форм отчеждения как блокирование всего доступа к ЦР, или они являются следствием
постоянного воздействия более мягких
кластеров поведения в течение длительного периода времени? Или же количество
форм поведения имеет значение, но только в сочетании с определенными
уязвимостями на определенных этапах социального и когнитивного развития?
С
юридической и клинической точек зрения вопрос о степени тяжести является исключительно
важным, поскольку он определяет, как практикующие врачи должны вмешиваться,
т.е. проводить лечение. Когда ОP вызывает сильное родительское отчуждение своим поведением, то эти факторы, вероятно, можно
отнести к жестокому обращению с детьми, но поведение ОP, которое вызывает мягкое или умеренное родительское
отчуждение, может еще не соответствовать порогу жестокого обращения с детьми.
Такие случаи должны быть определены на индивидуальной основе специалистами,
которые хорошо подготовлены в области диагностики родительского отчуждения,
жестокого обращения с детьми, IPV и его предшественников. Более систематическое
и эмпирически обоснованное исследование психологами родительского отчуждения поможет в этой диагностике.
Возвратно-поступательное
движение IPV зависит от типа агрессии. Около 4% случаев в большой выборке
разводящихся пар сообщили о взаимно высоких уровнях принудительного
контролирующего насилия (тактика доминирования и физическое насилие; Beck,
Anderson, O’Hara, & Benja-min, 2013), хотя есть данные, что психологическая
агрессия часто бывает взаимной (Cuenca Montesino, Graña Gómez, &Martínez
Arias, 2014; Straus & Sweet, 1992). Психологическая (Кара & O'Leary,
2013) и физическая агрессия (Langhinrichsen-Rohling, Misra, Selwyn, & Rohling, 2012; Madsen, Stith, Thomsen,
& McCollum, 2012) среди пар, находящихся в браке, как правило, носит взаимный
характер, а не односторонний, но мы мало знаем о том, как эта взаимность
действует или о балансе силы и агрессии в отношениях. Исследование IPV проводилось
в основном с партнерами, находящимися в нетронутых отношениях, поэтому мы еще
меньше знаем о том, являются ли такие агрессивные формы поведения рецидивом среди
распавшихся семей.
Многие
профессионалы считают, что родительское отчуждение происходит только в отношениях
с высоким уровнем конфликта; другими словами, предполагают, что оба
родителя несут ответственность за конфликт, который заметен специалистам в области психического здоровья
или юриспруденции, например, когда родитель должен просить суд о принудительном
исполнении своего родительского времени. Когда родители появляются в суде по поводу
этого конфликта, судья или магистрат предполагают,
что оба родителя должны участвовать в Родительском отчуждающем поведении
(Warshak, 2015c). Используя вышеприведенный пример, суд будет рассматривать родителей как имеющих высокий уровень конфликта,
несмотря на конфликт, вызванный родительским отчуждающим поведением одного из
родителей, т.е. ОP (например, путем ограничения доступа ЦР к ребенку). Хотя
некоторые исследователи нашли доказательства того, что оба родителя в
разведенных семьях могут сообщать об отчуждающем поведении (Braver, Coatsworth, & Peralta),
миф о взаимности был развенчан многими исследователями, юристами и
клиницистами, потому что именно один из
родителей чаще всего несет ответственность за провоцирование и продолжение конфликта
(Келли, 2003 год) и чаще всего был жестоким партнером до того, как отношения закончились
(Godbout & Parent, 2012; Harman & Biringen,2016). ОP - это наиболее вероятный родитель,
который будет участвовать в контролирующем и принудительном поведении,
демонстрировать параноидальное и враждебное поведение и поощрять вражду ребенка
с ЦР (Warshak, 2015c).
Действительно, поведение ОP является
главным драйвером отказа ребенка от общения с ЦP (Baker & Eichler, 2016;Clawar & Rivlin,2013).
ЦР
может неадаптивно реагировать на отчуждающее поведение ОР, но важно
интерпретировать такое поведение в свете отчуждения. Например, если ЦP переносит
длительную кампанию очернения перед
друзьями, соседями, сотрудниками и расширенной семьей, ЦР может выступать в защиту своей репутации (Reay, 2011),
например, отправить электронное письмо таким лицам, называя ОP лжецом. Ответное
поведение, безусловно, агрессивно и является одной из форм IPV, но оно не может
рассматриваться как родительское отчуждающее поведение, которое представляет
собой действия в течение длительного ов времени с намерением причинить вред родителю
и повредить/разрушить их отношения со
своим ребенком (Darnall, 1998). Это различие между поведением ОР и ЦP является
важным для юридических и клинических целей при интерпретации причины и
поддержания родительского отчуждающего поведения.
Хотя
некоторые родители, проживающие отдельно, могут отчуждать ребенка (Warshak,
2015c), родитель-опекун чаще всего
является ОР, потому что имеет монополию влияния на физическое, психологическое и эмоциональное состояние ребенка, независимо от пола (Harman &
Biringen, 2016).
Родители,
проживающие отдельно от ребенка, часто
имеют ограниченный контакт или вообще не контактируют со своими детьми (иногда
в течение нескольких лет), что делает почти невозможным взаимное реагирование
на многие из описанных выше форм поведения. Целевые родители, которых мы изучали,
наблюдали негативные результаты отчуждения у своих детей и сообщают, что они не
хотят ухудшать ситуацию. Несмотря на то, что они являются мишенью тяжелой IPV,
ни один из родителей в исследованиях
первых авторов не сообщил о желании забрать своих детей от ОР или полностью
поменять родительские роли. Почти все родители, которые мы опросили и изучили
(Harman & Biringen,2016; Kruk, 2010,2011) хотят, чтобы у детей были
здоровые отношения с обоими родителями. Эти родители принимают сознательное решение
не отвечать взаимностью на агрессивное поведение ОP.
Эти
родители также знают, что если ЦP отвечает на поведение ОP, то это служит
только оправданикм негативных чувств
ребенка к ЦP из-за его психологической зависимости от ОP
(Warshak, 2015c).
Некоторые
клиницисты утверждали, что ЦР являются архитекторами своей собственной судьбы, или частично ответственны
за отчуждение ребенка из-за того, что они не могут справляться с проблемами воспитания детей в их ситуации (например, Johnston, 2003). Большинство исследований показали обратное:
отказ ребенка от общения с ЦР существует независимо от любого фактического "неоптимального"
родительского поведения ЦР (Baker & Eichler, 2016), а ЦР хотят активно
участвовать в жизни своих детей, а не являться пассивными жертвами
ОР (Balmer и др., 2017).
Родитель,
который является объектом этой агрессии, часто проявляет большое терпение и не
подает жалобы в официальные инстанции, потому что не хочет увеличивать агрессию
или подвергать ребенка постоянному высокому конфликту (Cloven & Roloff, 1993; Newell & Stutman, 1991), а также опасается , что его
заявления и жалобы не будут приняты
всерьез или не будут приняты во внимание юристами и специалистами в области
психического здоровья. В самом деле, IPV
и жестокое обращение с детьми часто не рассматриваются из-за нежелания полиции и служб защиты детей
решать проблемы эмоционального и психологического насилия.
Целевые
родители сообщили, что они боятся оспаривать действия ОP о нарушениях времени общения с детьми из страха,
что ОP ограничит их время еще больше или
полностью прекратит все посещения детей отдельно проживающего родителя. Именно
из-за этого страха многие ЦР чувствуют себя беспомощными в отношении сохранения даже того малого времени для
воспитания детей, которое им выделяется судом (Lehr & MacMillan, 2001).
Существует
серьезный дисбаланс власти в семьях, где происходит отчуждение, и ОР удерживает
власть, предоставленную им социальными институтами (например, распределение
опеки по решению суда) и санкционирование их поведения личными и социальными
наблюдателями (Harman & Biringen, 2016; Reay, 2011;Warshak, 2015c).
Системные
результаты взаимоотношений и семьи в большей степени зависят от партнера,
который имеет больший контроль над детьми (Dragon&Duck, 2005; Hanks, 1993).
Несмотря на то, что благодаря патриархату мужчины
обладают большей властью в обществе, чем
женщины, мужчины часто чувствуют себя бессильными в своих семейных отношениях
(Blanton & Vandergriff-Avery, 2001; Walsh, 1989).
Возможность
нанести вред отношениям ЦР и детей создает
у ОР чувство наличия большой силы (Lawler & Bacharach, 1987;Stets & Henderson,1991;Straus,
Gelles, & Smith, 1990). Резидентный
родитель служит посредником между ребенком и нерезидентным родителем, что ему
ощущение сильной позиции собственной власти
(Madden-Derdich & Leonard, 2000; Sobolewski & King, 2005).
Наличие
большего количества родительского времени с ребенком предоставляет родителям
больше возможностей для принятия решений и, следовательно, больше власти в
повседневной жизни детей (Kelly, 1993 год).
Отдельно
проживаюшие родители (чаще отцы) могут
иметь мало времени для участия в принятии решений, касающихся ребенка, и редко консультируются с другим
родителем о принимаемых решениях (Furstenberg & Nord, 1985; Kalmijn, 2015).
Родители, с которыми проживают дети, признавались, что наказывают другого
родителя путем изоляции от детей, когда они не получают то, что хотят
(Holcomb et al., 2015).
СТАТЬИ ПО ТЕМЕ